RSS
В течение 1950-х и 60-х, изучение языка и знаков, стало увеличивать сферу влияния, и соответственно применяться в областях за
пределами лингвистики, прежде всего такими авторами, как Ролан Барт (Roland Barthes), Умберто Эко (Umberto Eco) и А.Ч. Греймас (A.J. Greimas). Чарльз Дженкс (Charles Alexander Jencks, род. 1939) был одним из первых писателей на английском языке, что применил его к архитектуре (он изучал английскую литературу и архитектуру в Гарварде). В рамках критики модернизма, Дженкс использовал семиологию, заложил основы Постмодернизма в котором он был главным идеологом.
Смысл, неизбежность отрицания
Это, пожалуй, самая основная идея семиологии и смысла в архитектуре: идея, что какой-либо форма в окружающей среде, или звук в языке, мотивирован, или может мотивировать. Это помогает объяснить, почему вдруг оживают формы или распадаются на кусочки, их составляющие. Ибо утверждает, что, хотя форма может быть произвольной или изначально немотивированной как указывает Соссюр (Ferdinand de Saussure, 1857—1913), его последующее использование мотивированно на основе некоторых детерминант. Или мы можем обратиться к несколько иной точки зрения и сказать, что изобретённая несущественная новая форма неизбежно приобретёт смысл. Это семантизация неизбежна; как только появляется общество, каждое использование превращается в знак сам по себе; например, использование плаща, чтобы защититься от дождя, но это не может быть отделено от признаков атмосферной ситуации. Или, если быть точнее, использование плаща может быть отделено от его связанных смыслов. Для этого мы избегаем его повсеместного использования в обществе или явно решаем отказаться от способствования наделения его смыслом, прямым или
по умолчанию запретом.
Именно это сознательное отрицание коннотации, имело место в интересной истории с авангардом. Раздраженные плавным снижением их работы к его социальному значению или странным загрязнением старым языком, они настаивали на нераскрываемости нового и его дезориентированности. «Наша Лига Наций символизирует ничего»— сказал архитектор Ханнес Майер, слишком уставший от создания зданий вокруг метафор прошлого. «Мое стихотворение ничего не значит, оно просто есть. Моя картина означает бессмысленность. Против интерпретации: литература молчания. Полностью радикальная». Большинство этих заявлений, возражало против «неизбежной семантизации», которая банальна, груба, слишком антропоморфна и стара. Некоторые из них просто нигилистические и основаны на убеждении, что любое значение, которое может применяться субъективно, что оно отрицает фундаментальную абсурдность человеческого существования. В любом случае, на одном уровне, все эти состояния являются парадоксальными. В своем отрицании смысла, они создают этот парадокс (стр.11—12).
Знаковая ситуация
Первый пункт, на котором большинство семиологов согласятся в том, что человек просто не может говорить о "смысле", как будто это
единственное, что мы можем все знать или осознавать. Концепция смысла поливалентная, имеет много значений себя самой, и нам должно быть ясно, какая та, которую мы обсуждаем. Таким образом, в своей основополагающей книге Значение Смысла, Огден (Ogden) и Ричардс (Malott Richard W.)</span> показали путаницу философов за основное использование этого термина. Каждый философ предполагает, что его использование ясно и понятно, в то время как авторы показывают, что это далеко не так, они различают шестнадцать различных значений смысла (стр.13)…
В обычном опыте, семиологической треугольник, всегда есть восприятие понятия и представления. Это аксиома. В архитектуре, видно
здание, есть истолкование его, что обычно обликает его в слова ... В большинстве случаев нет никакой прямой связи между словом и вещью, за исключением очень редких случаях, звукоподражания. То, что большинство культур находятся в иллюзии, что существует прямая связь должно быть объяснено по-разному. Одно из объяснений неоплатоническое, другое психологическое. В любом случае, у каждого имелся опыт обращения с вещью, которую называют неправильным именем, к этому вопросу есть старинная поговорка, что роза «с любым другим именем будет пахнуть, как сладкая». Она не будет пахнуть, сладостью, если запах вызывается чесноком.
Но главная точкой семиологического треугольника состоит в том, что есть просто реальные корреляции между языком, мышлением и действительностью. Одна из областей, однозначно не определяет другие, за исключением редких случаев, и всё, что можно действительно утверждать с уверенностью, что есть простые соединения, или корреляции (стр. 15-16)…
Контекст и метафора
Есть два основных способа прорваться через окружение всех знаковым действием на окружающую культурную среду. Например, мода, язык, еда и архитектура — всё передачи смысла двумя схожими путями: через оппозицию или ассоциации. Это основное разделение принимаемое во внимание новой терминологией каждого семиолога, потому что их цели различны: здесь они будут наречены контекстом и метафорой.
Очевидно, что в результате использования таких языков, как азбука Морзе и компьютерного кодирования, знак может получить смысл
только в его сопоставлении или отличии от другого. В простом случае компьютера, или кода, он может быть в положении «есть – нет» или «точка– тире»; а в более сложном случае светофора, каждый знак получает свой смысл в сопоставлении к двум другим. В естественном языке каждое слово получает свой смысл, отличный от всех других, и таким образом он становится способен на многие тонкие оттенки смысла, большие, чем у светофора. Тем не менее, можно было бы создать респектабельный дискурс только с двумя отношениями, что найдут критики. Вечный вопрос об одном из двух, хорошая, плохая симфония, лучше или хуже, чем плохая, хорошая симфония не расставляет точки над «i», сколько является простым времяпрепровождением - просто потому, что прилагательное выступает в качестве классификатора, а другое выступает в качестве модификатора, и наоборот (стр.21) …
Другое измерение смысла передается через ассоциации, метафоры или целые сокровищницы прошлого в памяти. Это часто задаётся культурой общества, когда ряд слов передаёт те же коннотации в языке. Но это также происходит индивидуально через некоторый успешный опыт, отношений одного знака к другому: либо из-за ординарного качества, или потому, что оба эти знака произошли в едином контексте (что было бы общим качеством, термин бихевиористов). Таким образом, человек может ассоциировать синий со звуком трубы потому что он слышал игру на трубе блюза в контексте синих цветов (идеал экспрессионистов), т.к. они имеют общий синестезический центр; либо они группируются вокруг отцовской метафоры о жестокости, грусти и глубине [т.к. синий стимулирует работу гипофиза, который в свою очередь влияет на работу подчинённых желёз внутренней секреции: щитовидную, половые, коры
надпочечников, эндокринные железы; которые оказывают влияние на состояние организма в зависимости от индивидуальной предрасположенности. Прим. переводчика]. Бихевиорист Чарльз Осгуд (Charles Osgood, «Измерение смысла») таким образом, постулирует "семантическое пространство" для каждого человека, в составе которого, кстати, метафоры относятся друг к другу (стр.22) …
Многозначность и поливалентность
Когда кто-то видит архитектуру, которая была создана с заботой в равной степени о форме, функциональности, аппаратном наполнении, технике и технологиях, то эта неопределенность создает поливалентных опыт, где один образ колеблется от смысла к смыслу, всегда находя объяснения причин и глубины. Человек не может отделить метод от цели, потому что они выросли вместе
и становятся связаны между собой через процесс постоянной обратной связи. И эти поливалентные ссылки создают аналогичное условие, где одна часть противоречит другой в непрерывном ряду циклических ссылок. Как Кольридж (Coleridge) и И. А. Ричардс (I.A. Richards) показали в анализе нескольких строк из Шекспира, творческий синтез может быть проверен, выявлением
взаимных изменений ссылок. Но то же самое должно быть сделано для любой знаковой системы от Гамлета до французской
выпечки. В любом случае, если объект был создан через творческие связи матриц (или бисоциации с точки зрения Кестлера (Koestle)), то он будет восприниматься как поливалентный в целом. Если, с другой стороны, объект суммирования форм прошлого – композиция, состоит из по прежнему независимых элементов, и в месте их соединения связь слаба, то это воспринимается как унивалентность. Это различие между мультивалентностью и унивалентностью, или воображения и фантазии, является одним из старейших в критике и, вероятно, входит в язык любого критика в виде синонимов (стр.24) … Чтобы сосредоточиться сначала на унивалентности семантического пространства (см. диаграмму 1), можно видеть, как архитекторы, как правило, группируются вокруг приравненных к ним областях, которые, на мой взгляд представляют собой группы или традиции. Во-вторых, мои предпочтения
технической школе показано, в сравнении моей неприязни к формалистам. Последнее показано на отрицательной стороне всех трех полюсов, не потому, что они не делают позитивных усилий, а потому, по моему мнению это им не удаётся (это схема предварительного рассмотрения). Наконец, Корбюзье (Charles Edouard Jeanneret-Gris), Аалто (Alvar Aalto) и Аркигрэм (Archigram) далеко на положительной стороне и тем самым явно показаны наши предпочтения. Но это ещё не все. Это также свидетельствует о том, что мой недавний опыт неразрывных ссылок в матрице значений архитектуры, как правило, диссоциирован.
Выдержки
Источник: Meaning in Architecture, Charles Jencks and George Baird eds, Barrie & RockliffThe Crescent Press (London), 1969. ©The Contributors and Design Yearbook Limited.
Jencks, C., Kropf K. Theories and manifestoes of contemporary architecture / Edited by Charles Jencks and Karl Kropf. – UK. :Academy editions, 1997. – 312 p. p43-46.
0
Вверх
