Луис Барраган (Luis Barragán, 1902-1988)

В конце 1920-х годов его имя было связано с течением, известным как Escuela Tapatía или Гвадалахарская Школа, которое провозглашало тесную связь архитектуры с региональными традициями. С 1927-го по 1936-й годы Луис Барраган проектировал для города Гвадалахара, а затем, после переезда в Мехико, его архитектурная практика была полностью посвящена проектам в столице, вплоть до самой смерти. Позднее его творчество охарактеризуют как минимализм, но при этом Барраган, в отличие от других представителей этого направления в архитектуре, использовал яркие насыщенные цвета и текстуры. Его композиционным приёмом было использование простых лаконичных плоскостей, созданных с помощью оштукатуренных, глинобитных и деревянных стен, а также с помощью воды, которые всегда сочетались с природным окружением.

Барраган называл себя ландшафтным архитектором. В книге «Современные архитекторы» («Contemporary Architects», редактор Muriel Emanuel, издательство St. Martins Press, 1980) он писал: «Я считаю, что архитекторы должны уделять внимание проектированию садов и парков, которые они будут использовать, в том же количестве, что и проектированию зданий, которые они строят, чтобы развить чувство красоты и вкуса, а также для развития склонностей к изобразительному искусству и другим духовным ценностям». И далее: «Любая архитектурная постройка, которая не выражает смирения, является ошибкой».

В последствии Баррагана и его творчество называли "мистическим" и смиренным, в том числе и из-за религиозности архитектора. Церковь Capuchinas Sacramentarias, построенная по его проекту, в полной мере выражает эти качества. Мистицизм и смирение просматривается в большом количестве конюшен, фонтанов и водных поверхностей, запроектированным Барраганом из-за любви к лошадям.

Луис Барраган оказал влияние не только на последующие три поколения мексиканских архитекторов, но и на многих других по всему миру. В 1980-м году Барраган стал лауреатом Притцкеровской архитектурной премии. Во время церемонии вручения премии он сказал: «Невозможно понять Искусство и важность его истории не признавая его религиозную духовность и мифологические корни, которые и определяют причины возникновения феномена творчества. Без религиозности и мифологии не существовало бы египетских пирамид и древней Мексики. Возникли бы греческие храмы и готические соборы, не будь религии и мифологии?». В своём выступлении он называл «тревожным» то, что в публикациях об архитектуре уже не было места «Красоте, Вдохновению, Волшебству, Ворожению, Чарам, а также принципам Спокойствия, Тишины, Интимности и Изумления». В какой-то момент времени он стал извиняться за то, что эти понятия не в полной мере присутствуют в его постройках, но тем не менее, по его словам, они всегда оставались для него путеводными огнями. Заканчивая своё выступление, он рассказал о своём видении искусства: «Очень важно архитектору знать что нужно сделать, чтобы видеть в таком свете, чтобы то, что мы видим не подавлялось рациональным анализом».